Теперь он говорит –
«Знаю я этих ваших тренеров – йа-йа, гут-гут, шпрэхен-мэхен – видел в кино, ага. Тренеры эти ваши. Да. Они ж только для того-этого, ага»
Так он паясничал и изображал немца. Говорит, видел я в немецких фильмах всех этих тренеров. Ваших. Говорит.
А тогда, тому русскому понадобилось всего 17 дней, чтобы из весьма важного человека на данном жизненном отрезке перевоплотится ещё и в няньку для весьма взрослой женщины, которая в один момент стала пятикратной обладательницей возвратно-поступательного знамени «Я ушёл».
Он итак с первого дня оказывал заботу. Именно оказывал, не проявлял. Проявление стало бы явным и быстро бы наскучило, а он именно оказывал. Не знаю, откуда он знает такие тонкости и знает, как они работают, но у него получалось своим вниманием и заботой не набить мне оскому. После оскомы становится скучно. Мне скучно с ним не было. Не потому что он меня веселил, нет, а потому что он был весь сосредоточен на мне. На мне и только. Профессионально сосредоточен и приправлял это всегда щепоткой заботы. Он и сам этого стеснялся, чуялось. Но, видимо, он и привык – жена, дочь, невестки, теперь ещё и внучка, и, вероятно, не мог иначе и со мной. Потом так и оказалось. И немного больше.
Он был «без ума от меня» ещё задолго до своего окрещения в мои тренера. Так он мне когда-то написал – «Ты и сама знаешь, что я уже давно без ума от тебя». Я тогда не то чтобы удивилась, но больше прозрела. Но так, самую малость. Ясно же – так, как заботится обо мне он, без симпатии не заботятся. Я-то знаю, вечно предоставленная сама себе при двух-то мужьях…
В свои 49, находясь в счастливом, но обыденном браке, он весь состоял из намерений. И, будучи сам мужем, а я – женой, его намерения были всегда предельно ясны, то есть – от них не веяло пошлостью. С каждым днём выяснялось, что он из тех мужчин, которые женщину именно любят, а не пользуют. Я-то знаю разницу при двух-то мужьях…
А позже выяснилось, что он однолюб. У него была всегда только одна женщина – его жена. Его старшему ребёнку, сыну, 27. Вот и считайте.
Он итак с первого дня оказывал заботу – нездешнюю, немодную даже. Уже давно не модно стало смотреть, как смотрел он. Мужчины вообще перестали смотреть на женщин. Куда она денется, зачем на неё смотреть. А он – смотрел. Всегда. И это был не взгляд глазами – он смотрел так, будто если смотреть не будет, то тут же умрёт. Не в смысле умрёт от зависимости, а в смысле именно без меня он жить не может. Именно без меня.
Мужчины вообще сейчас так смотрят?
Он итак с первого дня оказывал заботу, а тогда, спустя 17 дней, он просто обрёк меня на заботу. И, уже «подсадив» меня на свою исконность, стал ещё больше проникать в меня своей природой. Я оставалась на месте – нет, я не влюблялась, не подводила к небу глаза, не выдумывала сценарии – я стояла там же, где у нас всё и началось. Началась наша жизнь. Не совместная, нет. Но общая. И у него, и у меня друг с другом стало всё по-новому. У него – там, где он, у меня – там, где я. Мы были друг другу просто хорошим стимулом, здоровым допингом, озоновым слоем даже, куда мы спешили «подышать».
А потом, спустя мои тяжелейшие, адские две недели, когда я была уже пятикратной, все 14 дней подряд он не отходил от меня. Мы оба не знали, вернёмся ли мы к нашему прежнему ритму, я понимала – куда я денусь, я не умею жить без спорта, он же – был уверен, что мне конец. Наверное. Я так думаю. Может, первые два дня он так думал. От испуга. Из чемпиона я в одно мгновение превратилась в бесполое и бесцельное существо, и он испугался. Это потом он узнал, что так уже в пятый раз, но сразу столкнуться с обратной стороной сильной женщины – нужно быть готовым к такому, конечно…
Он приходил три раза в день. Приносил много клубники, персиков. Бывало, приносил всего три клубники, бережно завернув их – жил он очень далеко, пока дойдёт, мог помять. Говорил – «Успели поспеть только три». Он их срывал и нёс ко мне. Приносил, робко протягивал и смотрел. Но уже не ради себя смотрел, а вообще. Всматривался даже. Живая я или нет. Два или три часа прошло с его крайнего визита, мало ли, умерла вдруг. Я выходила к нему на ступеньки и стояла – ждала, когда он уйдёт. Не так, как ждут, когда неприятен человек, а так, как когда всё равно. Не он «всё равно», а всё – всё равно.
А бывало, что приносил и одну клубнику. Просто одну. Успела поспеть только одна и он мне её нёс. Присыпал её сверху горстью смородины – видимо, чтобы не зря в такую даль…
Говорил ли он мне что-то? Да, всегда. Мы никогда не умолкали – ни тогда, ни потом, ни после.
Он говорил, что это не навсегда, что ОН вернётся, у мужчин так бывает.
– Но в пятый раз?
– Вернётся!
Он твёрдо стоял на этом слове.
Ну, с одной стороны он был уверен, потому что к такой как я любой вернётся, это факт, но с другой – в пятый раз же!
Он приходил, два или три раза твердил – «Вернётся!», и дальше брался уже за меня. Именно за меня. Его уже не волновал предмет отсутствия у нас прежнего режима – тренировок, его волновала именно я. Как я смотрю, как я стою, как я дышу, что я ношу и почему не накрашены губы! Ну, про губы он сказал ещё в первую тренировку – «Завтра без накрашенных губ не приходи» И, кто-то счёл бы это за скользкий и липкий подкат, но только не в случае с этим русским. Ему было важно, чтобы я была красивая. Он был уверен – без накрашенных губ красота невозможна, особенно спорт.
Дома потом сказали – «О, у тебя помада?!»
У меня, как у увлечённой личности, конечно дело пошло дальше накрашенных губ.
С НИМ – с мужем, мы работаем вместе, и он каждый день стал наблюдать и полный мейк, и платья, и брюки, и каблуки. Было бы и декольте, но взяться ему неоткуда. А когда ты ещё и не ела уже дней 11, то откуда груди вообще взяться-то…
Да, вот же ещё, я за первую ночь «брошенки» сбросила 4 кг. Сразу. С кг сошёл и весь мой спорт – мышцы, рельеф, тонус, цвет кожи, посыпалась даже текстура кожи – я стала как марля. Но мейк, каблуки – всё прикрывали. Тренер всё устроил, да. Он приходил к обеду и проверял – не сленилась я сегодня, не напялила ли джинсы с майкой, помада на месте ли.
Да, вот о чём я – этот русский спасал меня, сам не понимая от чего. Вернее, очень понимал – когда-то пережил собственную семейную драму, но в случае со мной не мог понять – как можно уйти от такой. Так и говорил. И даже если это было не так – он крепко внушал мне уверенность в себе, очень крепко.
И у него получилось.
Сколько уже искусано локтей о «потеряй к объекту своей драмы интерес, и уже его интерес обрушится на тебя если не лавиной, то лавой» Так случилось и со мной. Мне на тот момент уже действительно было неинтересно – придёт ОН ко мне в шестой раз, не придёт. Конечно, сказывалась забота обо мне. Одна бы я, кончено, пережила, даже стойко, но с уверенностью пришлось бы распрощаться. Это даже при моей силе – правда, был тяжёл для меня этот ЕГО пятый уход, правда, очень тяжёл. Да, именно к заботе этим русским я отношу свою дальнейшую психическую устойчивость и просто колоссальную уверенность в себе. Она же – доконала и мой объект. Мужчины, особенно пятикратные, плохо справляются с женской самодостаточностью. Не читать в глазах своей «терпилы» острую зависимость – это как вообще не быть мужиком: «Разве в моих поступках моя баба должна нуждаться? Моя Баба Должна Нуждаться Во Мне Самом – Полностью, Безраздельно!»
Прошло ещё какое-то время и ОН «вернулся». Сейчас без подробностей. Но ЕГО воскрешение меркнет и совершенно не ощущается как какое-то счастье или около того на фоне, как оказалось уже впоследствии, настоящего счастья от присутствия рядом со мной этого русского. На которого потом, спустя какие-то дни-недели, ЭТОТ с тонкой душевной организацией иронично ревниво говорил: «Знаю я этих ваших тренеров – йа-йа, гут-гут, шпрэхен-мэхен – видел в кино, ага» Да что ты мог видеть, когда ты никогда так на меня не смотрел, как этот русский. Когда ты даже к этому краешку никогда не приближался, где не срабатывает никакой инстинкт самосохранения. А срабатывает только чья-то крепкая рука. Просто рука. Которой я даже никогда не касалась.
***
Это был он – мой русский тренер. Не немецкий – «йа-йа, гут-гут, шпрэхен-мэхен», а русский – с душой, с сердцем,
У него голливудская внешностью. Об этом я умолчала вам, да. Широкая белоснежная улыбка, смуглая кожа, красивый рельеф ног, крепкий торс, одновременно сильные и нежные руки. Я так думаю. И шея, которая всегда повёрнута в мою сторону.
Мы – друзья.